И.Р.Барабанов
ЖИТЬ В НАУКЕ |
Моя работа с Георгием Тимофеевичем началась в теперь уже далёком 1964 г, когда я пришёл после окончания МИФИ в только что созданную лабораторию нейтрино, тогда в составе ФИАНа. Слово нейтрино тогда имело значительно более мистический оттенок, чем сейчас. Моя первая конкретная научная работа была связана с созданием низкофоновой системы регистрации для разрабатываемого в то время хлор-аргонового детектора солнечных нейтрино и, в основном, я бы хотел рассказать о моей конкретной работе с Георгием Тимофеевичем и его влиянии на формирование моей научной и жизненной позиции. Однако невозможно не сказать хотя бы несколько слов о создании лаборатории и той области науки, основателем которой в нашей стране был Георгий Тимофеевич и которой мне предстояло заниматься.
Надо отдать должное Георгию Тимофеевичу, когда он решился на крутой поворот в своей научной деятельности и вместе с Александром Евгеньевичем Чудаковым перешёл от изучения космических лучей, где он был одним из ведущих мировых ученых, к совершенно новой области физики – экспериментальной нейтринной астрофизике. Сейчас это одна из наиболее актуальных областей физики, собирающая по нескольку конференций в год, и число ежегодно публикуемых статей составляет по крайней мере несколько сот и уже написаны первые монографии. В то же время как методы, так и сами задачи этой науки представлялись довольно туманными. Число учёных, решивших полностью посвятить себя изучению нейтрино, было тогда очень невелико, и каждая научная статья становилась если не сенсацией, то во всяком случае большим событием. Надо обладать настоящей научной интуицией и решимостью или, если сказать одним словом – жить в науке, чтобы, имея твёрдо признанную научную позицию, решиться на такой поворот.
Вклад Георгия Тимофеевича в развитие нейтринной астрофизики и физики космических лучей и его роль в их становлении в нашей стране - большая и серьезная тема, которой я коснулся очень кратко и только в той степени, в которой это необходимо для рассказа о том влиянии, которое оказал Георгий Тимофеевич на процесс моего становления как физика. Я надеюсь, что мой рассказ будет не просто интересен, но и полезен для молодых учёных, только вступающих в наше нелёгкое время в науку.
В начале моей деятельности в лаборатории Георгий Тимофеевич не был моим непосредственным руководителем, однако он отводил достаточно много времени участию в делах нашей группы и обсуждению возникающих проблем. Как и всякая экспериментальная работа и особенно в начале деятельности, работа была связана с решением конкретных технических, и на первый взгляд не особенно интересных с точки зрения фундаментальной науки, задач. И что меня удивило в то время, также как и в последующие годы, это широта знаний Георгия Тимофеевича. Будучи начальником вновь создаваемой лаборатории и занимаясь естественно организационными и фундаментальными научными проблемами, он при этом одинаково хорошо разбирался как в физических вопросах, связанных с решением нашей конкретной задачи, так и, что для меня наиболее удивительно, в технических подробностях, например, знал в деталях принцип работы и устройство вакуумного насоса, способы впайки металла в стекло и многое другое. Постепенно из общения с Георгием Тимофеевичем я понял первый и наверное основной принцип достижения успеха в научной работе, который далеко не так очевиден для молодых учёных, вступающих в науку, – работая над конкретной задачей, необходимо знать на порядок больше в этой области, чем требуется для непосредственного её выполнения. В дальнейшем я много раз убеждался, насколько этот принцип прямо или косвенно помогает в научной, да и любой другой творческой работе.
В процессе работы над созданием низкофонового пропорционального счётчика выяснилось, что существенного снижения фона можно достичь путем анализа фронта нарастания импульса. Однако расчёты показывали, что весь эффект лежит в области десятка наносекунд. В то время усиление и анализ импульсов в этом временном диапазоне были достижимы только с помощью специальных электронных ламп, использование которых в реальном эксперименте было заведомо невозможно, учитывая требование стабильной работы в течение очень длительного времени. Учитывая это, мне тогда казалось, что вряд ли этот эффект удастся использовать в полной мере. Однако Георгий Тимофеевич настаивал на реализации этого эффекта. Время показало, что использование этого эффекта не только возможно, но и весь успех современных радиохимических экспериментов по регистрации солнечных нейтрино обязан в определяющей мере этому эффекту. С тех пор я усвоил второй важный принцип, который Георгий Тимофеевич постоянно воспитывал в нас, – нельзя бояться браться за решение экспериментальных задач, которые кажутся неразрешимыми при существующих технических возможностях.
Иллюстрацией этого принципа явилось всё дальнейшее развитие экспериментальной нейтринной астрофизики. Ещё в те далёкие семидесятые годы Георгием Тимофеевичем были предложены эксперименты по регистрации солнечных нейтрино электронными методами и начаты работы по подготовке таких экспериментов. Многим, если почти не всем, эти проекты казались в то время фантастическими, поскольку требовали размеров детекторов и фоновых условий, на порядки превосходивших существующие. К сожалению, та ситуация, которая существовала в нашей стране, не дала возможность в полной мере осуществить эти планы. Однако, в конечном итоге эти экспериментальные принципы были реализованы в мировой науке, и полученные результаты войдут в золотой фонд физической науки двадцатого века.
В процессе научной работы естественно возникают предложения новых идей и их обсуждение в самых различных формах. Те, кто проработали в науке долгое время, знают, что из предложенного количества различных идей верными и стоящими развития оказывается ничтожная часть. Но как найти и не потерять и эту малую часть? Мой тридцатилетний опыт показывает, что при обсуждении новой идеи физики различного класса первым делом стараются найти слабые места и высказать критические замечания. Это естественная реакция, которая безусловно имеет свои положительные стороны. Однако реакция Георгия Тимофеевича, как правило, всегда была иной. Даже при высказывании самой вздорной идеи любым автором он первым делом пытался найти в ней хотя бы малейший позитивный момент. Так постепенно в мое сознание вошёл третий, далеко не очевидный для большинства физиков, принцип – при обсуждении новой идеи, высказанной любым автором, первым делом взглянуть на неё с конструктивной стороны и попытаться найти в ней позитивный элемент.
Экспериментальная нейтринная астрофизика началась с разработки радиохимических методов детектирования, которые принципиально отличаются от традиционных ядерно-физических методов. Эти методы требуют глубокого понимания классической физики, химии и физико-химических процессов. Многие физики до сих пор не могут подняться до реального осознания того, что радиохимические методы детектирования потоков элементарных частиц дают информацию не только не уступающую, но и в некоторых случаях более надёжную, по сравнению с традиционными методами. В значительной мере начало работ по освоению этих методов и в конечном итоге создание успешно функционирующего галлиевого радиохимического детектора солнечных нейтрино в нашей стране стало возможно только благодаря той широте физических знаний, которой обладает Георгий Тимофеевич. При разработке этих детекторов, особенно на начальной стадии, неизбежно вставал ряд нетрадиционных вопросов, связанных с процессами массобмена, статистической физики, гидродинамики и других областей классической физики. И каждый раз при возникновении такого вопроса в него активно включался Георгий Тимофеевич. Я приведу только один характерный пример участия Георгия Тимофеевича в решении подобных задач. В начальной стадии работы над радиохимическим галлиевым детектором солнечных нейтрино возникла необходимость быстро перемешать две жидкости с существенно различными удельными весами (расплавленный металлический галлий и кислотно-перекисный раствор). Эта проблема была блестяще решена Георгием Тимофеевичем с введением очень незначительных изменений в уже существовавшую конструкцию детектора. Это простое и кажущееся сейчас очевидным решение на самом деле было основано на знании законов гидродинамических процессов. Необходимость широких знаний в других областях науки, непосредственно не связанных с родом деятельности, – ещё один принцип успешной научной работы, воспитываемый Георгием Тимофеевичем в своих сотрудниках.
Я рассказал только о некоторых общих принципах, которыми, естественно, не исчерпывается ни многогранная научная деятельность Георгия Тимофеевича, ни то влияние, которое он оказал на меня и других сотрудников в процессе работы и просто общения с ним. Однако закончить этот рассказ невозможно, не упомянув о том влиянии, которое Георгий Тимофеевич оказывает на меня и других общающихся с ним людей просто как человек высокой культуры. Его мягкая ненавязчивая манера общения с людьми явно или неявно воспитывает окружающих.